Ждем вас на выставке живописи Саулиауса Дастикаса “ПЕРЕД ВОПРОСОМ” до 25 февраля.
Что это такое?
Вопрос.
О чем?
О вас.
Почему меня это должно волновать?
Потому что ты единственный.
Кто спрашивает?
Тот, кто не существует.
О чем может попросить отсутствующий?
Жизнь.
Чей?
Ваш.
Почему предпоследний вопрос?
Потому что это оставляет место для предпоследнего вопроса.
Что произойдет, если я отвечу на предпоследний вопрос?
Ты становишься полубогом.
А если вы ответите на последний?
Ты станешь Богом.
( С. Дастик, 2023)
Соревнование между внутренней и внешней реальностью
Мир можно объяснить в деталях, а восприятие его можно разворачивать по-разному. Иногда объяснения оставляют больше вопросов без ответов, чем рационально сформулированные ответы. Эта неблагодарная ситуация существует и при вокализованной речи, и в письменном виде, и даже в произведении искусства. Философов, писателей и художников одинаково интересуют вопросы о мире. Саулюс Дастикас (р. 1971), художник, живущий и работающий в Вильнюсе, предлагает такую идею.
Название его последней выставки, “Предпоследний вопрос”, обещает провокационное молчание, сомнения, поиск истинной сути, пробуждение интуиции и воображения. Выставка Дастика – это приглашение не только посмотреть на картину, внимательно изучить ее, но и встретиться с самим собой через произведение живописи. Ведь картины – это тоже отражение нашего настроения, переживаний, страданий и радости[1].
Конечно, сам акт рисования по своей природе близок к медитации, поиску тонких ответов, стремлению к совершенству и даже утверждению гармонии с самим собой[2]. Творчество – это, прежде всего, самоанализ самого художника, неподготовленное и аффектированное исследование обнаженного “я”. Во-вторых, увлекательное и шокирующее произведение (как это видно в случае с “Дастиком”) обнаруживает свою незапланированность[3]. Временами она может казаться иррациональным и ничем не примечательным событием, которое посещает или ошеломляет того, кто на нее смотрит.
Наблюдая за работой Дастика и зная эволюцию его художественного языка, я могу утверждать, что иногда приятные остатки воспоминаний от предыдущих встреч с живописью застревают в водоворотах чувств и памяти. Иными словами, предыдущая встреча с произведением искусства может периодически всплывать в моей памяти и стимулировать поворот сознания к глубоким размышлениям об окружающей меня действительности и моем собственном месте в ней. Я не могу оставаться равнодушным, холодно рациональным, когда наблюдаю и вникаю в работы Дастика. Когда я думаю и пишу о них, я ищу слова, которые, кажется, воплощают мое собственное восхищение картинами, которое происходит не вчера, а сейчас. Итак, мои рассуждения могут показаться вам странными, но встреча с хорошим произведением искусства периодически всплывает в моих личных воспоминаниях и размышлениях.
Работа Дастика заедает, а иногда даже замирает в памяти. Периодически они мелькают в архиве воспоминаний. Почему это происходит? Свободные и, казалось бы, незапланированные мазки Дастика, словно визуальное выражение силы природы, вторгаются в нашу жизнь и нарушают течение ничего не подозревающих будней. Игра красок, потеки краски на поверхности картины, грубые, а иногда даже плавящиеся следы щетины кисти, раскрываются и завораживают меня[4]. Все это свидетельствует о том, что можно назвать постоянной борьбой художника с материалом и образами, возникающими из реальности. В легкомысленных и смелых мазках появляются силуэты, а в некоторых работах – мотивы чуждых нашей культуре фигур[5]. Композиция формируется не только путем оставления следов кистью, но и путем стирания соответствующих участков картины[6]. Таким образом, Дастик умело ищет не только узнаваемые формы и их взаимосвязи, но и неожиданное. С другой стороны, впечатление неожиданности очень важно в его работах.
Смею думать, что из напряженных столкновений с материальным возникают мучительные вопросы существования: что это такое, о чем это, чье, почему это должно иметь значение, что есть, чего нет? Все эти вопросы не о том, что мы видим и где мы находимся, а о том, что внутри нас и какая реальность бурлит и вырывается наружу спонтанным, а иногда и дозированным образом. Я думаю, что сам Дастик в процессе своей работы заметил, что на первом плане стоит вечная дилемма: какая реальность более реальна – та, что находится в нашем внутреннем восприятии, в форме наших мыслей и чувств, или та, что витает в окружающей среде и охватывает наше тело, или та, что вырывается из наших чувств и мечтаний и рождается в форме произведения искусства?
Вопрос, спровоцированный шедевральными работами Дастика (о внутренней и внешней реальности), приводит меня к философии Анри Бергсона (1859-1941). Феноменологический мыслитель утверждал, что внутренний голос, который больше всего говорит сам с собой, который находится внутри каждого из нас, является самой истинной реальностью. К сожалению, все остальное (внешняя среда) – это лишь выражение, которое зависит от внутреннего голоса.
Жак Деррида (1930-2004), французский мыслитель-постструктуралист, позже критиковал Бергсона. Он заметил, что внутренний голос может многое рассказать о нашей реальности. Постоянно повторяя какую-либо идею, голос всегда повторяет ее по-другому, превращая внутреннюю реальность в своего рода искаженное зеркало[7]. Согласно Деррида, то, что повторяется, просто присваивает себе привилегии и делает Гуссерля “слепым”[8].
Вернемся к анализу работ Дастика. Каково место создания образа в этой экзистенциальной дуэли реальностей, в реальности расходящихся и все время по-разному сливающихся кривых зеркал. Художник становится заложником своеобразной ситуации, которую я бы назвал “хотя разрыв”. Однако именно здесь профессор д-р Криступас Саболюс (р. 1979) вносит ясность.
Опираясь на философию Бергсона, он утверждает, что образ – это промежуточное состояние, знаменующее освобождение от материального и встречу с миром. Образ не открывает мир, но между ними сохраняется тесная связь[9] (там же, стр. 25): “Не имеет значения, “какими глазами” мы его видим, и, следовательно, какой статус мы приписываем нашему видению. Очевидно, что двойственность значения этого слова [“образ” – примечание Р. Венккуса] позволяет обсуждать проблематичность внутренней и внешней сфер, и в то же время взаимосвязанность друг друга. […] вещи, называемые одним и тем же именем, могут быть одновременно внутренними и внешними, субъективными и объективными, переживаться индивидуально и универсально”[10].
В данном случае становится очевидным, что Сабеллий, похоже, объявляет перемирие между этими реальностями. Более того, становится абсолютно ясно, что одной из важнейших задач художника (в данном случае и Дастика) является попытка примирить эти две реальности, гармонизировать и формализовать их столкновение на плоскости картины[11]. Следовательно, в данном случае мы можем резюмировать, сказав, что живопись, как и философия, подводит нас к абстрактному и отдалению того, что существует по отношению к тому, что есть.
Проф. д-р Ремигиюс Венкус