Ждем вас на выставке живописи Саулиауса Дастикаса “ПЕРЕД ВОПРОСОМ” до 25 февраля.
Что это такое?
Вопрос.
О чем?
О вас.
Почему меня это должно волновать?
Потому что ты единственный.
Кто спрашивает?
Тот, кого не существует.
О чем может просить отсутствующий?
О жизни.
Чьей?
Твоей.
Почему предпоследний вопрос?
Потому что он оставляет место для предпоследнего вопроса.
Что произойдет, если я отвечу на предпоследний вопрос?
Ты станешь полубогом.
А если ты ответишь на последний?
Вы станете Богом.
( С. Дастик, 2023)
Соревнование между внутренней и внешней реальностью
Мир можно объяснить в деталях, а восприятие его можно разворачивать по-разному. Иногда объяснения оставляют больше вопросов без ответов, чем рационально сформулированных ответов. Эта неблагодарная ситуация существует и при вокализованной речи, и в письменном виде, и даже в произведении искусства. Философов, писателей и художников одинаково интересуют вопросы о мире. Саулюс Дастикас (р. 1971), художник, живущий и работающий в Вильнюсе, наводит на эту мысль.
Название его последней выставки, “Предпоследний вопрос”, обещает провокационное молчание, сомнения, поиск истинной сути, пробуждение интуиции и воображения. Выставка Дастика – это приглашение не только посмотреть на картину, внимательно изучить ее, но и встретиться с самим собой через произведение живописи. Ведь картины – это тоже отражение наших настроений, переживаний, страданий и радостей[1].
Конечно, сам акт живописи по своей природе близок к медитации, поиску тонких ответов, стремлению к совершенству и даже к утверждению гармонии с самим собой[2]. Творчество – это, в первую очередь, самоанализ самого художника, неподготовленное и аффектированное исследование обнаженного “я”. Во-вторых, захватывающая и шокирующая работа (как это видно в случае с “Дастиком”) обнаруживает свою незапланированность[3]. Временами она может казаться иррациональным и непримечательным событием, которое посещает или захватывает того, кто на нее смотрит.
Наблюдая за работой Дастика и зная эволюцию его художественного языка, я могу утверждать, что иногда приятные остатки воспоминаний от предыдущих встреч с живописью застревают в водоворотах чувств и памяти. Иными словами, предыдущая встреча с произведением искусства может периодически всплывать в моей памяти и стимулировать поворот сознания к глубоким размышлениям об окружающей действительности и моем собственном месте в ней. Я не могу оставаться равнодушным, холодно рациональным, когда наблюдаю и вникаю в работы Дастика. Когда я думаю и пишу о них, я ищу слова, которые, кажется, воплощают мое собственное восхищение картинами, которое происходит не вчера, а сейчас. Так что, возможно, мои размышления покажутся вам странными, но встреча с хорошим произведением искусства периодически всплывает в моих личных воспоминаниях и размышлениях.
Работы Дастика остаются, а иногда даже застывают в моей памяти.
Периодически они мелькают в архиве воспоминаний. Почему это происходит? Свободные и, казалось бы, незапланированные прикосновения Дастика, словно визуальное выражение силы природы, вторгаются в нашу жизнь и нарушают течение ничего не подозревающих будней. В игре красок, потеках краски на поверхности картины, грубых, а иногда даже тающих следах щетины кисти проявляются и завораживают меня[4]. Все это свидетельствует о том, что можно назвать постоянным обращением художника к материалу и образам, возникающим из реальности. В легкомысленных и смелых мазках возникают силуэты, а в некоторых работах – мотивы чуждых нашей культуре фигур[5]. Композиция формируется не только путем оставления следов кистью, но и путем стирания соответствующих участков картины[6]. Таким образом, Дастик умело ищет не только узнаваемые формы и их взаимосвязи, но и неожиданное. С другой стороны, впечатление неожиданности очень важно в его работах.
Смею думать, что из напряженных встреч с материалом возникают мучительные вопросы существования: что это такое, о чем это, чье это, почему это должно иметь значение, что есть, чего нет? Все эти вопросы не о том, что мы видим и где мы находимся, а о том, что внутри нас и какая реальность бурлит и вырывается наружу спонтанно, а иногда и дозированно. Я думаю, что сам Дастик в процессе своей работы заметил, что на первом плане стоит вечная дилемма: какая реальность более реальна – та, что находится в нашем внутреннем восприятии, в форме наших мыслей и чувств, или та, что витает в окружающей среде и охватывает наше тело, или та, что вырывается из наших чувств и мечтаний и рождается в форме произведения искусства?
Вопрос, вызванный шедевральными работами Дастика (о внутренней и внешней реальности), приводит меня к философии Анри Бергсона (1859-1941). Феноменологический мыслитель утверждал, что внутренний голос, который больше всего говорит сам с собой, который находится внутри каждого из нас, является самой истинной реальностью. К сожалению, все остальное (внешняя среда) является лишь выражением внутреннего голоса.
Жак Деррида (1930-2004), французский мыслитель-постструктуралист, позже критиковал Бергсона. Он заметил, что внутренний голос может многое сказать о нашей реальности. Постоянно повторяя какую-то идею, голос всегда повторяет ее по-другому, превращая внутреннюю реальность в своего рода искаженное зеркало[7]. Согласно Деррида, то, что повторяет себя, просто присваивает себе привилегии и делает Гуссерля “слепым”[8].
Вернемся к анализу работ Дастика. Каково место создания образа в этой экзистенциальной дуэли реальностей, в реальности расщепления и слияния кривых зеркал. Художник становится заложником своеобразной ситуации, которую я бы назвал “разрывом”. Однако именно здесь профессор д-р Криступас Саболиус (р. 1979) вносит ясность. Опираясь на философию Бергсона, он утверждает, что образ – это промежуточное состояние, знаменующее освобождение от объекта и встречу с миром. Образ не открывает мир, но между ними сохраняется тесная связь[9] (там же, стр. 25): “Не имеет значения, “какими глазами” мы его видим, и, следовательно, какой статус мы приписываем нашему видению. Очевидно, что двойственность значения этого слова [“образ” – примечание Р. Венккуса] позволяет обсуждать проблематичность внутренней и внешней сфер и в то же время взаимосвязанность друг друга. […] вещи, называемые одним и тем же именем, могут быть одновременно внутренними и внешними, субъективными и объективными, переживаемыми индивидуально и универсально”[10].
В данном случае становится очевидным, что Сабеллий как бы объявляет перемирие между этими реальностями. Более того, становится абсолютно ясно, что одной из основных задач художника (в данном случае и Дастика) является попытка примирить эти две реальности, гармонизировать и формализовать их столкновение на плоскости картины[11]. Следовательно, в данном случае мы можем резюмировать, сказав, что живопись, как и философия, приводит нас к абстракции и отдалению того, что существует по отношению к тому, что существует.
Проф. д-р РЕМИГИЮС ВЕНСКУС